Борис Кустодиев

Кто не знает кустодиевского портрета Шаляпина на фоне русской Масленицы? Но почему художнику пришла в голову мысль написать Шаляпина в шубе? Была зима. Мариинский театр решил поставить оперу «Вражья сила», а декорации заказать Борису Кустодиеву. С этим и пришел к нему Шаляпин. Художник предложил ему попозировать в шубе. Состоялся такой разговор (34):

« – Шуба у вас больно такая богатая. Приятно ее написать.

– Ловко ли? – говорю я ему – Шуба-то хороша, да возможно – краденая.

– Как краденая? Шутите, Федор Иванович.

– Да так, говорю – недели три назад получил я ее за концерт от какого-то государственного учреждения. А вы ведь знаете лозунг: «Грабь награбленное».

– Да как же это случилось?

– Пришли, предложили спеть концерт в Мариинском театре для какого-то, теперь уже не помню какого дома. И вместо платы деньгами али мукой предложили шубу… Предложили мне выбрать...

– Вот мы ее, Федор Иванович, и закрепим на полотне».

Шуба была, конечно, краденая. Точнее – экспроприированная, как тогда выражались. Кто был ее владелец: уже расстреляли его или еще томился он в застенках ЧК, или, может, просто замерзал в нетопленной квартире, мы не узнаем. А вот шубу запечатлел художник навеки. Но почему певец, как это принято, не снял ее, войдя в комнату? Потому, что то была зима 1919 года. Не было дров. Художник лежал в холодной комнате. Лежал потому, что уже несколько лет ноги его были неподвижны – опухоль спинного мозга, неудачная операция…

А фон картины? Мог ли художник поместить фигуру Шаляпина на фоне голодного, замерзающего Петрограда? Он, у которого в одном из последних писем есть такие слова: «Любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему “русскому“ – это было всегда единственным “сюжетом” моих картин» (35). И вот фоном стала декорация к опере. Ведь той жизни, которую так любил Кустодиев, больше не было. Остались только на холсте балаганы, трактиры с вывесками, грозди воздушных шаров, лошади, веселый праздничный люд – Россия, которую мы потеряли.

Чтобы прикованный к постели мастер мог создать картину такого большого размера, друзья сконструировали ему совсем особый мольберт – навесной. Картину укрепляли горизонтально. Ее можно было передвигать так, что художник видел то один, то другой ее кусок. И он писал, превозмогая боль.

Пожалуй, нечасто встретишь портрет человека в шубе и шапке, если, конечно, он не полярник, не покоритель Севера. Случай редкий. Но не единственный. Есть среди автопортретов Кустодиева такой, где он изобразил и себя в шубе. На фоне зимнего пейзажа. Постойте… Да ведь какой знакомый пейзаж! Вон купола со звездами – Успенский собор, Пятницкая башня. Ну да, такой была башня до пожара 1920-го года. Как же так? Любил художник волжские города: родную свою Астрахань, Нижний, Кинешму, Кострому. Костромской край называл второй родиной. Но всегда улыбался, когда его уверяли, что он изобразил на картине тот или иной город. Сборный мол, образ. А тут вот она – Троице-Сергиева лавра. Не ошибешься! Бывал ли он в Сергиевом Посаде? Приезжал один раз. В письме жене писал: «…был 4 дня в Сергиевской Лавре, кое что поработал. Там очень интересно. Был у резчиков-кустарей – смотрел, как делают игрушки и режут из дерева иконы» (35) … И дата: 16 июля 1912 года. Летом был! В чем же дело?

Во Флоренции, в знаменитой галерее Уффици, собраны автопортреты лучших европейских художников. И в 1910 году министр искусств Италии обратился к троим русским – Репину, Серову и Кустодиеву с просьбой пополнить это собрание. Через два года Кустодиев и создал этот «зимний» портрет. Должно быть, решение пришло в голову, когда он побывал в Лавре. Что же получилось: автопортрет или, может быть, портрет России? Для европейцев страна наша – снежная, морозная. Давно ли они думали, что зимой у нас по улицам медведи бродят? И вот не какой-то веселый, русский, но неузнаваемый город видим мы на портрете. Здесь духовный центр России. Самой историей дышат могучие стены и башни Лавры, ее соборы и церкви. А сегодняшняя жизнь – вот она, милая сердцу художника провинциальная жизнь кипит у стен монастыря: прилепившиеся к башне лавочки с вывесками, люди, лошади… И стоят «как сметаной облитые» русские березы.

Смотрит на нас художник с портрета… Лихо закручены усы. Как будто чуть-чуть улыбается. А в глазах грусть. 1912 год… Уже начались боли, которые приведут к неподвижности? Или чувствует, что носится в воздухе: недолго ей быть такой, его России?

Уехал Федор Иванович за границу, увез и свой портрет. Стоит Шаляпин точь в точь в такой же шапке, в какой писал себя когда-то художник. Когда-то? Да еще и десяти лет не прошло. Стоит певец в краденой шубе, оборачивается на Россию, которую покидает… Да и нет уже ее, той России.

Художник сделал с шаляпинского портрета копию. Она теперь в Русском музее, в Петербурге. А автопортрет Кустодиева в шубе мало кто видит из русских. Далеко Флоренция. Осталась нам только фотография.